Непристойный танец - Страница 38

Когда он шагал по коридору отеля «Савой», сердце, что скрывать, колотилось чаще обычного. Шевельнулось даже совершенно мальчишеское желание повернуть назад, и он, внутренне посмеиваясь над собой, покрутил головой: хорош же черный гусар…

– Войдите! – ответил на его стук знакомый голос.

Он остановился на пороге.

– Боже ты мой, – насмешливо сказала Надежда. – Ухватки из арсенала провинциального трагика: застыли столбом, изобразили на честной, открытой физиономии полное обалдение… Вы не переигрываете, милый Николай?

– Извините, – сказал он, сделав пару шагов вперед. – Но вы и в самом деле чертовски восхитительны.

– Браво. Великолепный переход от полного смущения к конногвардейской вольности в комплиментах… Вы не в уланах ли служили, я запамятовала?

– В черных гусарах, – сказал Сабинин потерянно. – Простите…

Надежда разглядывала его с той самой наивной естественностью, что сводила с ума сильнее опытного кокетства. Она и в самом деле была ослепительна: в декольтированном сиреневом платье, даже на его мужской взгляд профана, дорогом и сшитом отнюдь не в провинции, с уложенными в безукоризненную прическу волосами, большим нежным ртом и загадочными глазами амазонки, вздумавшей вдруг притворяться хрупкой и нереальной тургеневской девицей. Брильянтовые капельки в ушах были определенно настоящими, как и камень в кулоне – ничего похожего на тот страз, которым Сабинин себя украсил в бытность болгарским князем.

– Милейший социал-демократ, вы во мне дыру пропалите, если и дальше так будете таращиться…

– Простите, – сказал Сабинин.

– Вам не заказать ли валериановых капель? Или героиновой настойки, которую ваш Багрецов считает панацеей от всех хворей? Не стесняйтесь, я позвоню коридорному…

– Вы знаете Багрецова? – задал он вопрос, тут же показавшийся ему самому донельзя глупым.

– О господи, разумеется. Живой экспонат из застекленной музейной витрины под табличкой: «Народная воля»…

– Вы к нему несправедливы. По-моему, очень приличный и добрый человек, полон сил и энергии…

– Уж это верно, – кивнула Надежда. – Настолько полон, что в прошлом году энергичнейше пытался за мной ухаживать, отнюдь не в тех смыслах, что мы связываем с учением Платона… Я не о том, Николай. Человек он, может, и милый; но что до меня, никогда не прощу ему, что после столь яркой юности превратился в законченного, вульгарнейшего обывателя.

– Ну, не всем же быть героями…

– Я понимаю. И все равно грустно… Присаживайтесь. Хотите что-нибудь выпить?

– Да нет, пожалуй, – мотнул он головой, опустившись в кресло. – Какое все-таки у вас дело ко мне?

Надежда уселась напротив, задумчиво глядя на него. Потом сказала:

– У вас, говорят, были неприятности с полицией…

– Ерунда, – сказал Сабинин. – Все благополучно обошлось. Просто меня угораздило оказаться неподалеку, когда наша милая Катенька…

– Я знаю, – сказала Надежда. – Наслышана уже, как же… Все газеты, все вечерние выпуски только об этом и кричат, правда, подробностей никто не знает толком, однако лишь «Loewenburger Spiegel» как-то ухитрилась довольно много разнюхать… – Сабинин надеялся сейчас, что лицо у него совершенно непроницаемое. – Бедная барышня, разумеется, из полиции уже отвезена прямиком в то медицинское заведение, где ей самое место, между нами говоря. Поразительно, до чего ваши социал-демократические ряды порой напоминают кунсткамеру. Такие экземпляры встречаются…

– Вот эта колкость – не ко мне, – сказал Сабинин. – Меня, пожалуй что, нельзя назвать правоверным и убежденным социал-демократом…

– Но вы же – с ними?

– А что прикажете делать? – пожал плечами Сабинин. – Если уж судьбе так было угодно. Они меня, можно сказать, приютили в трудный момент, без них, честное слово, пропал бы…

– Следовательно, считаете себя обязанным хранить им верность?

– Как же иначе?

– Однако какой вы… Шевалье без страха и упрека? – Она смотрела с неприкрытым лукавством. – А что у вас там, шевалье, вышло с казенными суммами?

– Да так, некоторые коллизии… – ответил он без особого смущения. – Неужели вас, члена столь боевой революционной партии, волнует финансовое благосостояние империи?

– Ни в малейшей степени, – заверила она с обаятельной улыбкой. – Вовсе даже наоборот… Итак, вы, как человек честный, рыцарски настроенный, храните верность социал-демократам…

«Вот оно! – пронеслось в голове у Сабинина. – Неужели начинается? Самый удобный момент, чтобы от этой вежливой, ничего не значащей реплики перекинуть мостик к другим революционным партиям, которые тоже не прочь украсить свои ряды проверенными лихими ребятами… Кудеяр, похоже, все рассчитал математически точно…»

Однако шло время, а молодая дама отнюдь не пыталась развивать затронутую тему. Она сидела в той же позе, небрежно покачивая носком туфельки, и на ее лице играла мимолетная улыбка.

В конце концов он сам решился подать реплику:

– По-моему, социал-демократы – вполне приличная партия, и хранить им верность отнюдь не зазорно…

– Господи, да кто же с этим спорит? – рассеянно отозвалась Надежда. – Вы неподражаемы, Коля… разрешите, я вас буду так называть? Попросту, без церемоний… Со своей стороны, разрешаю называть меня Надей. Спасибо, что приняли мое приглашение, Коля. Я не особенно и люблю этот скучный городок, несмотря на всю его историческую славу… нет, положительно, вы сидите, как на иголках.

– Любопытство мучает, – честно признался Сабинин. – Пытаюсь угадать, что за дело у вас ко мне.