Непристойный танец - Страница 33

Сабинин прыгнул, не раздумывая, выпустив дурацкую трость, отчаянно задребезжавшую на брусчатке, поймал тонехонькое Катенькино запястье, стал выкручивать из пальцев воняющий тухлой пороховой гарью револьвер. Совсем рядом увидел белое лицо Кудеяра – тот не помогал и не мешал, просто стоял соляным столбом…

Девичьи пальчики неожиданно легко разжались, и тяжелый «Бульдог» остался у него в руке. Сабинин так и держал его – за барабан, стволом к себе, совершенно не представляя, что же делать дальше. А девушка, стоя совершенно спокойно, вдруг закричала ему прямо в лицо:

– Ну что вы мешаетесь? Посмотрите на сатрапа! Неужели не нравится? Это же Дурново собственной персоной! Получил свое, сатрап, получил, получил!

В ее звонком, решительном голосе была такая убежденность, что Сабинин невольно оглянулся через плечо. В полном расстройстве чувств, глядя на лежавшего навзничь австрияка, – тот уже не шевелился, таращась в никуда стекленеющими глазами, – некоей трезвой частичкой сознания отметил, что тот и впрямь смахивает на бывшего министра внутренних дел Российской империи Петра Николаевича Дурново, – вот на кого показался похожим, точно! – хотя откуда здесь взяться Дурново? Не далее как сегодня утром газеты упоминали, что Дурново по-прежнему отдыхает в Ницце.

Вокруг оказались словно бы восковые фигуры из паноптикума. Никто не шевелился, кроме продолжавшей что-то выкрикивать Кати. Возможно, попросту не понимали, что теперь следует делать. Сабинин тоже себе этого не представлял.

Несколькими секундами позже в происходящее властно и непреклонно вмешался полицейский порядок, одинаковый под любыми географическими широтами: неподалеку сразу с трех сторон послышались трели свистков, затопали по брусчатке тяжелые сапоги, кто-то рявкнул отрывистую команду, кто-то потянул из руки Сабинина револьвер, и тот с превеликой охотой разжал пальцы. Только Катя, ничуть не обеспокоенная внезапно возникшей суетой вокруг, что-то кричала – про казнь сатрапов, про их историческую обреченность…

…Если обращаться к поэтическим метафорам, полицейский чиновник Матчек чрезвычайно напоминал древнеримского льва, привыкшего питаться христианами. А ежели вернуться к будничной прозе жизни, то этот лысоватый субъект годочков пятидесяти выглядел совершеннейшей скотиной, каковой наверняка и являлся.

– Я в четвертый раз повторяю, – сказал Сабинин с тяжким вздохом. – Никакого отношения к этому… прискорбному событию я не имел, просто случайно оказался рядом.

– Это у вас привычка такая – оказываться рядом с местами, где совершаются убийства?

– Помилуйте! – сказал Сабинин, изо всех сил пытаясь сохранять хладнокровие. – Странные вы какие-то вещи говорите. Можно подумать, были какие-то другие убийства, где я тоже оказывался свидетелем? Не соблаговолите ли назвать таковые?

Король и император, висевший над головой чиновника, сурово взирал на него, словно бы удрученный запирательствами. «Любопытно, – подумал Сабинин. – А ведь здешний портрет императора, в отличие от тех, что доводилось видеть в более мирных учреждениях и присутственных местах, и в самом деле похож скорее на изображение сурового пристава, решающего судьбу мелкого воришки. Ишь, как вызверился… Не специально ли было задумано?»

– Я вам не обязан ничего называть!

– Мы с вами беседуем уже добрую четверть часа, – сказал Сабинин. – И я никак не могу доискаться до смысла беседы… Я его, откровенно говоря, и не вижу пока…

– А это и не ваше дело – видеть смысл! – рявкнул Матчек. – Не ваше дело, ясно? Чтобы видеть смысл, здесь как раз и сидим мы. В нашей империи именно так и заведено!

– В вашей? – переспросил Сабинин с видом крайнего простодушия.

У него не было никаких сомнений, что «Матчек» – попросту перекроенная по верноподданническим причинам на немецкий лад чешская фамилия. А первоначально, надо полагать, его собеседник писался то ли «Мачек», то ли «Машек».

Очень похоже, Матчек понял подтекст невинного вопроса – побагровел, налился кровью и рявкнул:

– Вы мне здесь не умничайте! Не усугубляйте свое и без того печальное положение!

– И отчего же оно печальное?

– Жандармский патруль, между прочим, застал именно вас с оружием в руках. – Матчек торжествующе хлопнул ладонью по лежащим перед ним бумагам: – Вот вам надлежаще оформленный рапорт вахмистра Куглера, номер тридцать два шестьдесят семь: по прибытии на место преступления… человек с оружием в руках… каковое было у него отобрано жандармом Жебровским, входившим в состав патруля…

– Но позвольте! – воскликнул Сабинин. – Ведь стрелявшая тут же была задержана, есть свидетели…

– И что же, это вам мешает оказаться сообщником? – зловеще прищурился Матчек. – Ничуть не мешает.

– Глупости какие…

– Извольте следить за словами!

– Позвольте вам заметить, что я – иностранный подданный, – сказал Сабинин.

– Это вас не освобождает от обязанности относиться с должным уважением к чинам императорской полиции, – отрезал Матчек. – И положения вашего не облегчает ничуть. Я все более склоняюсь к мысли, что вас следует отправить к судебному следователю согласно законам. Пусть он вашей персоной и занимается. Сначала посидите на нарах…

– Послушайте, – сказал Сабинин. – Объясните хотя бы, чего вы от меня добиваетесь. Разговор у нас получается какой-то беспредметный, я попросту не понимаю, что вы от меня хотите.

– Отправить вас туда, где таким субъектам самое место! – рыкнул Матчек. – Обосновались тут… революционеры!